С начала полномасштабного вторжения России в Украине полностью или частично разрушены более 300 христианских объектов (данные Государственной службы этнополитики и свободы совести на январь 2023 года). За этим казенным «объекты» — церкви, часовни, молитвенные и приходские дома всех христианских деноминаций страны. Католики и протестанты, православные разных традиций — все ощутили, что такое война.

Но если имущественный ущерб, нанесенный войной религиозным общинам, можно оценить, зафиксировать и со временем возместить: отстроить храмы, отреставрировать стены и росписи, — то раны, нанесенные войной духовному миру и равновесию, не поддаются точной оценке. Как исцелить разочарование, как вылечить отчаяние, как успокоить ненависть? 

 Нападение России обнажило давние раны украинского христианства. То, что казалось терпимым, стало невозможным. Подозрения превратились в обвинения, обиды обернулись враждой.

До 22 февраля 2022 года на вопрос о том, что происходит с церквями в Украине, я прибегал к простому, бытовому даже сравнению. Представьте пару, которая решила расстаться. Развод затянулся на десятилетия. Делили имущество, делили люстры и посуду, резали фотографии, ругались, кричали. Дошло до дележа икон. Тебе — твои, мне — мои. Но теперь всё совсем не так. 

Этот «развод» начался сразу после распада СССР. Религиозная свобода, которую вернул народам Союза Михаил Горбачев, стремительно вывела из подполья украинские христианские общины. Грекокатолики, официально уничтоженные советской властью в конце 40-х, в считаные месяцы вышли из катакомбного состояния. Протестанты, ощутившие на себе всё коварство советской репрессивной машины, открыли молитвенные дома, возобновили проповеди и служение. Православные, подчиненные единому центру в Москве, поняли, что не Москвой единой. Тогда же, в начале 90-х, наметился основной раскол украинской православной семьи. Значительная часть осталась в единстве — юридическом и каноническом — с Россией, получив формальную независимость от патриарха Алексия II. Как это часто с Россией бывает — лишь на бумаге. Бывший глава филиала РПЦ в Украинской ССР митрополит Филарет в результате множества сложных решений власти при поддержке не согласного быть с Москвой духовенства возглавил независимую Украинскую церковь Киевского патриархата. Возникли, опираясь на многолетние поиски украинцами своей церковной свободы, автокефальные православные общины, не зависимые ни от кого — ни от Москвы, ни от бывшего московского иерарха Филарета. Вся эта церковная чересполосица существовала до января 2019 года, пока за три года до войны константинопольский патриарх Варфоломей, пользуясь правом первенства одного из древнейших патриархатов, не решил предоставить украинским православным автокефалию — церковную независимость. 

Это решение приняли в Украине не все. Аргументы Константинополя о том, что греки принесли в Киев церковную традицию, что были тут до всякой Москвы, что Русская церковь фактически аннексировала киевские православные территории, не приняла значительная часть православной общины, а именно прихожане Украинской православной церкви, находящейся в институциональном и духовном единстве с РПЦ. Решение Константинополя не ликвидировало раскола, но сократило количество его участников. И все бы шло своим чередом: новая церковь, получившая название Православная церковь Украины, адаптировалась бы к новым условиям, прошли бы энтузиазм и ощущение триумфа первых лет существования. УПЦ (те, кто остался с Москвой) постепенно бы осознала историческое отдаление от РПЦ и нашла бы свой путь, свое место, свою идентичность. Во время горячих церковных споров 2018—2019 годов один из видных деятелей УПЦ искренне сказал мне в личном разговоре: «Единство будет, обязательно будет». И слова эти совсем не казались мне фантастикой. 

Все изменила война. 

Война — это всегда поражение веры. Какие бы традиции, обряды ни разделяли христиан, кто бы ни был первым в проповеди веры на той или иной территории. Война противоречит самой сути христианства. И это противоречие явилось во всей своей трагической неуместности именно в Украине. Когда началась война и выяснилось, что некоторые представители духовенства УПЦ (та самая церковь, что оставалась в РПЦ) активно ждут российские войска как освободителей, реакция на этот уже не церковный, а вполне гражданский коллаборационизм со стороны УПЦ оказалась запоздалой и недостаточной. Высшее духовенство, привычное к неспешной размеренной жизни, а порой и связанное с Москвой теснейшими личными связями, не сумело быстро и эффективно отреагировать на происходящие досадные и возмутительные примеры недостойного поведения своих священников. Отмежеваться, осудить, отойти — вот что стоило бы сделать сразу. Но корпоративная культура взяла верх над культурой христианской. Чужим — заповеди, своим — лояльность: это правило ужасно повредило самой УПЦ. 

Неторопливость, осторожность, соседствующая с нерешительностью, не могли не вызвать резкого осуждения разъяренного войной общества и быстрого на управу госаппарата. В итоге — массовое неодобрение и обобщения, стигматизация по принципу «долой агентов ФСБ». В агентов записали не только явно симпатизирующих преступному путинизму, но и простых прихожан, потребовав от людей смены религиозной идентичности (будто речь шла о партийной принадлежности). 

Законы больших чисел, статистический подход к церковной жизни — неблагодарный и очень болезненный путь. Но именно так, по-крупному, привыкло действовать и действует государство. Реакция официальных органов Украины на отдельные случаи коллаборационизма и подыгрывания врагу вылилась в целый ряд уголовных дел, запретительных мер и решений, которые в конечном счете могут привести к полной ликвидации УПЦ как единой структуры. Руководство этой церкви в ответных решениях очень опаздывает, пытается доказать свою невиновность обвинениями, переводит разговор с властью в регистр выяснения отношений и исторических параллелей со временами воинствующего атеизма. 

На Пасху 2023 года я посетил монастырь УПЦ в Киеве, с прихожанами и настоятелем которого давно знаком. Меня поразило настроение в этой общине. После службы люди, давно переставшие молиться за патриарха Кирилла и помогающие своей стране отразить бесчеловечную агрессию, задавались простыми вопросами: за что нас считают предателями? Люди, всю жизнь прожившие в Украине, не имеющие никаких симпатий к стране-агрессору и ее милитаризированной церкви, недоумевают: почему мы чужие? На эти вопросы сейчас нет ответов, как нет ответов на тысячи других вопросов в израненном зверствами соседей обществе. Но чем настойчивее прихожане УПЦ делились со мной своей растерянностью, тем страшнее представлялась мне гигантская историческая и, к чему такие масштабы, даже просто человеческая ошибка патриарха Кирилла и его РПЦ, которые не осудили убийств, не сделали все, чтобы православные не убивали православных. Тем ярче виделись мне церковные силы РФ как часть ее военных сил, сил, несущих смерть. 

 Свои травмы от происходящего переживает и многочисленная католическая община Украины. Она состоит из двух частей: греко- и римокатоликов; и там и там есть верующие, которые глубоко усомнились в фундаментальном для католического вероучения авторитете — авторитете папы римского. Миротворческие призывы папы, его умиротворяющая риторика обескуражили многих украинских прихожан-католиков, предшественники которых в годы советской власти и даже до нее отдавали жизни за то, чтобы быть духовными детьми Рима. При этом папа Франциск недвусмысленно поддержал Украину в самом начале войны, он регулярно, по два раза в неделю, напоминает своей многомиллионной пастве о кровопролитии, призывает помогать «мученице Украине» — как называет страну понтифик, — в том числе оружием. К счастью, церковным лидерам католиков Украины обоих обрядов хватает мудрости и пастырского опыта, чтобы напоминать своим верующим об уникальном опыте универсальности, который присущ католичеству. Эта конфессия не знает границ, католическая идентичность, не отвергая национальную, все-таки в центре хранит общий опыт человечества, в котором, по апостолу Павлу, нет ни эллина, ни иудея. 

Из всех украинских христиан самыми последовательными в своем восприятии войны и бесчисленных ее жертв оказались протестанты. Лишенные единого центра, не подчиненные общим для протестантов других стран историческим алгоритмам, они оказались готовы к мгновенному переходу в режим чрезвычайной ситуации. Кто был связан с Россией — отмежевались от нее. Волонтерские инициативы заменяют тут присущие другим христианам бесконечные обвинения и поиски врагов, глобальные связи с братьями и сестрами по всему миру помогают стране и людям, а не приводят к идеологическому параличу. 

В этом смысле, как мне представляется, именно протестантский опыт может помочь разрозненным православным, особенно тем из них, кто оказался в УПЦ. В течение десятилетий эта церковь была самой влиятельной в мирском измерении церковной структурой страны. Когда работали шахты и заводы Донбасса, не был оккупирован Крым, процветал восток Украины, а власть по большей части состояла из прихожан этой церкви, — проблем не было. Отход от этой модели — путь болезненный и трудный. Но, сумев отойти от формата солидной церкви для солидных господ и примкнувших к ним криминальных авторитетов, отказавшись от государственной денежной жилы, сократив свое влияние в публичном пространстве, эта община сможет укрепить свой вес на человеческом, глубоко частном уровне, где и живет христианство. 

И тогда УПЦ или то, что вырастет из нее, сможет стать церковью малых общин, что, кстати, совсем не будет противоречить даже тем жестким мерам, которые приняло украинское государство. Из этих малых форм христианства может вырасти сила, которая во всем будет противоположностью РПЦ с ее державностью, бюджетами и полным слиянием с государством. Случись так, УПЦ или те церковные образования, которые из этой общины возникнут, и будут примером для будущей церковной реформации в России. 

Один из главных трендов мирового христианства сейчас — отход от вековых моделей церковного устройства, предполагающих элитарность церкви, избранность и духовную исключительность. Грубо говоря, мир идет к реформе христианства соборов в сторону христианства малых общин. Разве то, что иерархи, сидящие рядом с властью, не смогли остановить войну, не доказательство правильности этой модели? Хватит пытаться влиять на массы, потеряв связь с человеком, с его проблемами, его надеждами, его страхами и его верой. Христианство, могущественное в тишине своей проповеди, близкое каждому человеку в своей нежности и великое в потрясающем унижении Бога, ставшего человеком, найдет свое место среди этого безумия. И мир придет. 

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона